«Ожидание праведников – радость» (Пр 10, 28)
Композиция картины образована спокойным ритмом четырех вертикалей. Поднимаясь из уходящей в правый нижний угол изобразительного поля дуги, они устремляются вверх. Тянутся к загадочному черно-синему небу. Таким приемом художник показал извечную тягу или мечту людей о слиянии с невообразимым для их ограниченной психики вечным источником всякого бытия, как разумного, так и неодухотворенного, Космосом или, как все еще полагают многие религиозные люди, - с Богом.
Автор полотна изобразил человечество условно построенными символическими фигурами женщины и мужчины. Они выражают одно целое, поэтому тело мужчины получило форму «женского лонного треугольника», из направленной вниз вершины которого тянется в рождающие жизнь воды тонкая линия его ног, сопоставимая с последом.
Несмотря на то, что пара землян выглядит неподвижной, в подразумеваемой действительности они начинают невоспринимаемое зрителем полотна движение. Совсем как мистик, который, по мнению его собеседника, молчит, хотя в своей духовной реальности он громко вопит. В «сокровенном учении» индуистов – Упанишадах – сказано, что находящееся в движении может казаться неподвижным.
Хотя люди еще не потеряли связи с разлившимися под их ногами водами земной жизни и земного времени, они уже мысленно отошли от них. Они безбоязненно, но с любопытством, вглядываются в разверзшуюся перед ними бездну инобытия, в женское начало вселенской ночи, которая, по определению Гесиода, как «Матерь богов» предшествует всему. Потрясенная женщина даже вопросительно повернулась к своему спутнику.
Космическая тьма приоткрылась как великая и глубочайшим образом зашифрованная загадка, как древний сфинкс, задающий судьбоносные вопросы. Картина наполнена атмосферой скрытого ожидания, звучащего торжественно, как фуга Баха. Но, как и в музыке гениального органиста, здесь также ощущается некая подсознательная тревога. Ее порождают хищно выщербленные края зданий, заставляющие вспомнить о воде, не только как источнике жизни, но и как о носители гибели. Известно, что в фараоновском Египте ее представляли волнистой линией с острыми гребнями.
Однако эта тревога не имеет ничего общего с безнадежным отчаянием человека, вступившего на порог царства смерти. Из приоткрывшегося в урбанистическом проеме пространства, где властвует тождественный Божественному Свету Мрак, извергается на людей мощнейший поток духовной энергии.
Художнику удалось запечатлеть феномен двойного воздействия света и тьмы. Если небесный свет и небесная тьма несут в душу человека добро, то их адские двойники все делают наоборот. Автор картины подчеркивает, что в конце концов победа будет за эволюционно перспективной так называемой «Божественной Светотьмой». Он заколдовал на своем холсте вдохновленное многими поколениями старых и новых мистиков обещание, что после прекращения срока физического существования человека на Земле его единственно подлинная сущность – дух непременно перейдет в не имеющее ни начала, ни конца и при этом совершенно отличное от земного «бесконечно высокое» другое существование.
Скорее всего, это радостное событие произойдет со всеми, освободившимися от уз своих физических оболочек. Как учили некоторые раннехристианские «отцы церкви», даже низвергнутые в Ад грешники смогут со временем покинуть геенну огненную. Однако душевно незапятнанные праведники имеют теоретическую возможность войти в Океан небесного света сразу. Кое-кто даже при жизни земной.
Рискнем предположить, что герои картины Леонида Л. Смирнова принадлежат к ним. Об этом напоминают их просветленные изнутри и почти прозрачно «текущие» тела. Возникшее над их головами красное зарево сверхприродного света также отмечает вхождение в землян спасительных сил Космоса.
Мощь Небесного Света еще больше усиливает вода, ставшая после крещения Христа в реке Иордан сакрально чистой. Как знак интуитивной или безличной Мудрости она омывает ступни ног героев картины и делает их еще более достойными вечного бытия. На композиции отчетливо видно, как очистительная энергетика воды и растворенного в ней Божественного Света, носителя вселенских потенциальных возможностей духовного развития, двумя сверкающими потоками устремилась к людям, напомним еще раз, олицетворяющим все человечество. Встав на эти струи, они еще быстрее поплывут в открывшуюся перед ними тайну.
Еще можно отметить, что на картине Леонида Л. Смирнова властвует желание художника-мыслителя поразмышлять о двойственности нашего мира. Космически масштабная интуиция живописца выражена монументальными домами-скалами с напоминающими пещеры окнами. Эти фантастические сооружения, совсем как античные монстры Харибда и Скилла, с тремя рядами острых зубов в каждой пасти, угрожают должным пройти между ними путникам.
Тем не менее, если вспомнить, что «ни одно явление не может представлять законченной реальности, а лишь одну ее половину», то отпадает всякое сомнение, что для нашей человеческой пары переход между напоминающими пасть дракона зданиями станет роковым. Как нам кажется, даже их окна-пещеры – это не глаза сказочной бестии, а знак обновления жизненных сил. Есть мифы, где античные и восточные боги рождаются в пещерах, и, согласно апокрифу, Христос также вочеловечился в пещере. Мощный, графически подчеркнутый разрыв между домами-горами – это ни что иное, как аллегорический раскол «двойственного существа» легендарных тварей, который должен закончиться их самоуничтожением. Зло всегда распадается под гнетом собственной деструктивной энергетики.
Картина утверждает, что бинарная энергетика «светлого» света и такой же тьмы, как первопричина любой разумной деятельности, обязательно восторжествует над мраком небытия. Хочется надеяться, что в конце концов произойдет взаимоуравновешение сил противоположных полюсов, и Ад или в нем воплощенное Зло исчезнет.
Чудовищные дома или скалы не сомкнутся и не раздавят смельчаков. Райский змий не погубил окончательно Адама и Еву, а их потомки были спасены жертвенным подвигом Христа. В этом как раз и содержится суть творческого поиска художника Леонид Л. Смирнов заложил в свое произведение столь могучее оптимистическое начало, что его полотно превратилось в почти цвето-музыкальный гимн радостному предчувствию перемены.
Мы не знаем, в чем ее настоящая суть. Да это и не столь уж существенно. Рассматривая картину, мы верим, что уход в обладающее личным самосознанием инобытие или в абсолютную пустоту восточной нирваны, не станет гибелью духа. Он только сольется с вечностью.
Эта картина, как и многие другие полотна Леонида Л. Смирнова, убеждает, что привычная обыденному сознанию и вроде самоподразумевающаяся бинарность жизни и смерти, временного и вечного существования, в действительности – это ни что иное, как одна великая Целостность. Индуистский бог-творец Брахма одновременно означает реальность и нереальность.
Когда герои картины, или воплощенный в них собирательный образ всего человечества, возвратятся в вожделенное и некогда потерянное материнское лоно породившей их Вечности, то они сами станут ей. Как дитя в чреве матери, они образуют с ней единый организм. Когда существует только Целостность и нет ничего помимо неё, тогда пропадает всякая опасность. Вход нашей пары во мрак – это их вхождение в Вечность, в полную защищенность от сил зла, обозначенных «зубастыми» домами-скалами.
До нового рождения.
