13. Поражают, конечно, произвол, невежество и тупость инквизиторов, отправлявших безвредных бытовых ведьм на костер.
Вот взяла ведьма, слепила куклу, пусть даже похожую на прототип. Проткнула иголками. Ну, и что прототипу? Пожалуйста, слепите куклу, похожую на меня. Прокалывайте до посинения. Я что, шелохнусь?
Не говорю о высотах, но даже магу среднего ранга, добившемуся скромных результатов, известна аксиома: никакого воздействия не окажет ваше колдовство без самого важного компонента: без Вхождения. А уж если вы извлекли из Пространства Иных Измерений «параллельный» (волновой) образ нужного вам человека (обычно он приходит в форме галлюцинации – материализованного ясновидения), и с этой галлюцинацией работаете, все те изменения, которые вы сумеете в галлюцинацию внести, реализуются в субъекте (или объекте) из Вселенной Вещества. Сотворение или изменение Параллельных Волновых Структур – вот где сила, не то что колдовская, сила – всемогущая.
Это Знание владевшие им всегда держали в тайне. Для них было достаточно возможности им пользоваться. Такой человек не станет хвастаться обретенными Сверхвозможностями и обретенным Сверхоружием.
≈ ₪ ≈
14. - За все, что они натворили от Твоего Имени… - я морщился, я чувствовал себя неловко, я страдал от разочарования, от досады, от отвращения. - Нет, ну, положим, творили бы от себя, от своего имени. Ты склонен прощать, вся Твоя философия строится на прощении. Но почему они делали от Твоего Имени как раз то, что Этому Имени впрямую противоречит?! Костры инквизиции – от Твоего Имени?! Крестовые походы, со всем их грабежом и насилием, – от Твоего Имени?! Я вот не люблю большевиков – они церкви крушили. И не только за это их не люблю. Но они хоть искренне были безбожны, они хоть не скрывали – да, мы пришли от Дьявола, из того безбожного мира, где все равны, все безжалостны и все несчастны! Они ссылали и расстреливали священнослужителей. Но это было не от Твоего Лица! Не по Твоему Повелению! Некоторые церковные иерархи переметнулись на службу к большевикам. А истинных, искренних, Духом Освященных – на расстрел, на Соловки! На великую российскую Голгофу! А вот те, переметнувшиеся, те, лжесвятоши – они, якобы, продолжали службу Господу! С большевиками и чекистами в едином хоре!
Я прекрасно понимал, я был уверен: Он все равно уловит, услышит мои мысли. А в мыслях моих был не то что упрек, была попытка выяснения логики ситуации. Я безмолвно спрашивал Его:
- Ты же сам – за бедных, за обездоленных, за обиженных. На этих же идеях большевики пришли к власти. На Твоих идеях, по сути…
- Но зачем большевикам понадобилось храмы сносить?
Он понимал, Он отвечает что-то не то, как-то мелко отвечает, есть более важное, более существенное, глобальное, Вселенское значение этого отличия: отличия Его позиции от позиции каких-то большевиков. И есть за ними несоизмеримо более страшное, есть глобальное, Вселенское Преступление, несопоставимое по степени мерзости даже с превращением церквей в склады, в клубы, в бассейны и в станции метрополитена.
И Он сказал:
- Я хотел поднять всех людей, включая нищих, обездоленных, обиженных, поднять их до Царства Божьего. Бесконечно расширить слой людей с Живой Душой, способных к Вхождению к Господу. А большевики могли только опускать людей. Они уничтожали и почти уничтожили целый слой нации, когда-то нации блистательной, процветающей и талантливой, – слой Носителей Её Души.
≈ ₪ ≈
15. - Не так все просто. Я ведь был ранен в битве при Стиклстаде. Я лежал со вспоротым животом. Меня подобрала простая крестьянка. Это был 1030-й год, XI век. Крестьянка знала травы, она меня выходила. И не надо этих сцен ревности! Как в ту эпоху я мог ее отблагодарить? Перевести сумму на банковский счет? Не было тогда ни счетов, ни банков!
- Но я же тебя ждала! Ты же не сразу после крестьянки своей вернулся! Ты еще где-то шлялся целых одиннадцать лет!
Грэя говорила довольно резко. Мужчина, сидевший в кафе за соседним столиком, наверняка наш разговор слышал. Иначе смог бы есть. Но он сидел, открыв рот, а котлета перед ним остывала.
- Я ушел в Константинополь. Служил там у монарха. Викинги были лучшими воинами той эпохи.
- А я каждое утро выходила на фиорд, ждала, когда же мелькнет полосатый парус. Паруса мелькали, другие воины возвращались, а ты…
- Если б я вернулся раньше, да без дружины, твои же брательники меня бы убили. Если б я сам на них напал, я бы легко один шестерых перерезал, ты об этом прекрасно знаешь, но я-то не хотел вражды!
Мужик за соседним столиком поперхнулся. Грэя еще повозмущалась моим поведением, но со времени тех событий прошла уже почти тысяча лет. Грэя была отходчива. А с крестьянкой той у меня действительно не было иного средства расплатиться, я просто улучшил ее породу в последующих поколениях. Каждая из них о таком мечтала, не всем удавалось, но эта заслужила. По понятиям той эпохи мои поступки были совершенно нормальными поступками викинга-воина.
Сожалел я совсем о другом. Много позже, шел уже XIV век, когда Грэю осудили за колдовство и отправили на костер, я ведь был среди тех поганых судей. Ни оправдания, ни прощения я себе не находил. Но Грэя великодушно умалчивала об этом эпизоде. Хотя, возможно, женщина скорее простит то, что я отправил ее на костер, чем то, что почти тысячу лет назад я где-то одиннадцать лет шатался, перебирая красоток Восточной Европы и Ближней Азии.
≈ ₪ ≈
16. Когда у Виктора Михайловича Баранова заканчивался запой, он усиленно, активно зарабатывал. Проработавший много лет шофером, он имел обширные связи в автомобильном мире, и долго не кончавшаяся эпоха социалистических дефицитов открывала для него простор для неплохого заработка. Не надо было подслушивать его разговоры по телефону – голос у него был такой, что его телефонный разговор с лестницы слышишь, а то и со двора. «Карбюратор, генератор, термостат, резина с шипами» – громко, будто в рупор перечислял он хорошо знакомые ему автомобильные термины, что-то кому-то доставал.
Потом он выходил на кухню и гордо показывал всем, кто там был, пачку стодолларовых купюр. Мы невольно вздыхали с облегчением: скоро у нас будет новый сосед – уж с такими деньгами Виктор Михайлович запросто из коммуналки выберется.
Но Виктор Михайлович находил более достойное применение своим деньгам. В квартире появлялись мужчины с сизыми от выпивки лицами, разгар застолья у них приходился часа на два ночи, мощный рупор Баранова от выпитого становился еще мощней, спать никто из окружающих не мог, в районе трех приезжала милиция, снова уезжала, застолье шло часов до шести утра. И так – каждый день.
По телефону звонили мужские голоса, спрашивали про карбюратор, про термостат, про Виктора Михайловича, но тот был не в состоянии что-либо внятное ответить: он был занят кое-чем несоизмеримо более важным, чем карбюратор или шипованная резина.
Когда деньги заканчивались, резина и карбюратор обретали свою былую значимость, и Баранов повисал на телефоне ровно до следующего поступления денег. Потом снова ребята с сизыми лицами становились роднее и ближе, чем покупатели запчастей к автомобилям. И так – без конца.
≈ ₪ ≈
17. Ульрике не сразу поняла, что с ней делают. В принципе, любая из них, из женщин, не сразу понимает, что с ней делают. Но сколько бы с ней этого ни делали, сейчас все было по-другому.
Видела Его только она. Для миллионов телезрителей Он оставался невидим. Да и для нее, для Ульрике, Он возник из пространства неожиданно, мгновенно, будто сверхускоренный проявитель сработал. О Его появлении Ульрике могла догадаться по реакции в зале. Будто коллективный оргазм охватил этих вопящих, мечущихся людей – ее зрителей, ее слушателей. Пронзающий, обжигающий оргазм.
Большую часть своей жизни Ульрике провела тихо, скромно. Она любила вязать на спицах. Хорошо получалось, изысканно. Тихо напевала она, перебирая петли, завязывая едва различимые узелки. Она и не думала, не предполагала, мечтать не могла о большой сцене, об ошеломляющем успехе, но все в ее жизни пошло по-другому, когда на теле у нее, на левом боку появились три незаживающие точки...
Их появление трудно было связать с каким-то воздействием материального характера. Она ни на что не натыкалась своим левым боком, рядом никого не было. Тем не менее, Ульрике сразу помазала эти точки йодом. Она только что проводила в аэропорт того самого «совка», союз с которым предсказала ее мать. Он был художником, но каким-то непонятным. Многое в нем было странным для Ульрике, настораживающим.
До самого прощания в аэропорту он не смел к ней прикоснуться. Лишь в самый последний момент приложил к ее щеке свои теплые губы. Странный человек. Загадочная русская душа? Или просто тот тип художника, пребывающий в разных состояниях, разных плоскостях, разных мирах одновременно?
Самолет улетел. От Осло до Санкт-Петербурга два часа полета. Плюс два часа разницы поясного времени. В полдень он вылетел, этот человек, этот «совок», в четыре после полудня он уже дома, на своей земле. А норвежским вечером, когда у «совка» уже ночь, появились эти три точки.
Потом ее пение нечаянно услышал известный продюсер, потом выход дисков, телевидение, гастроли. Все, как в фильме, как в сказке. Ульрике тоже приложила немало усилий к собственному успеху, но все это было без напряжения, с удовольствием. Сотни тысяч поклонников писали ей письма. Ее забрасывали цветами, подарками. Все довольно банально. А она просила продюсера устроить гастроли в России.
- Что тебе там, в России? – пожимал плечами известный продюсер.
И правда – что?
Она гастролировала по Европе, Америке, Азии, даже в Африке и в Австралии дала несколько концертов. Она чувствовала в себе такие силы, такие возможности, что если б зрители и слушатели были на Луне, на Марсе, на Юпитере, она бы полетела туда. Но особенно привлекателен для нее был почему-то Сатурн.
Вопрос о сексе инобытийных сущностей с землянками еще долго будет оставаться неисследованным, непостижимым. Как представить себе союз козлов с улитками, если, например, на одной планете обитают козлы, а на другой – улитки? Сложно представить, но можно. А вот совокупление полевой, энергетической структуры с биологической особью – это выше воображения. Для Него было без разницы, где Он застанет Ульрике. Его все равно никто не видел. Ему не мешали ее одежды, ее белье. Он проникал сквозь любые препятствия, сквозь любые расстояния и растворялся в ней. Растворялся в каждой ее клеточке, в каждом, самом потаенном, участке ее тела, столь желанного для сотен тысяч поклонников.
Происходящее с ней не могло не вызвать оргазма у поклонников. И ряды поклонников множились. Но беременна она стала не от них. Она Знала – от Кого.
Может быть, и правы были отцы церкви, принявшие восьмого октября 451 года на Халкидонском соборе путем общего голосования третью версию? Она мало чем отличается от столь привлекательной для человеческих амбиций первой версии. И вся разница: до рождения ты соприкоснулся с Господом или уже после. Или в зрелом возрасте, или в глубокой старости.
≈ ₪ ≈
18. Одним из первых действий большевиков в деле построения светлого будущего в сфере железнодорожного транспорта была повсеместная переделка пассажирских вагонов из первого класса в третий класс. Случаев переделки третьего класса в первый – не было. И быть не могло.
≈ ₪ ≈
19. Умер Кричухин, как и миллионы немолодых людей, от инсульта.
В представительстве одной норвежской фирмы ему подарили небольшую статуэтку медведя из горного норвежского хрусталя. Подарок был для него несказанно дорог: для Михаила медведь по сути – родственник.
Дома Кричухин, распираемый от радости, показал статуэтку новому соседу, въехавшему вместо Славика. Он пытался любить соседа, каким бы тот ни был. Сосед взял в руки статуэтку, повертел-порассматривал, потом, как бы в шутку, бросил ее к себе за пазуху. Михаил Понайотович очень расстроился, упрашивал соседа вернуть медведя, объяснял, как дорог ему этот подарок, предлагал медведя на что-нибудь обменять. Сосед широко улыбался в ответ, а потом вылил на Кричухина что-то грязное из кастрюли и ушел к себе. Михаил Понайотович долго не мог уснуть, вставал, курил. Когда инсульт хватил его, Кричухин упал в своей комнате на пол. Не в силах помочь себе, вызвать «скорую», он двое суток громко стонал, лежа на полу. Когда Кричухин затих, сосед набрал по телефону «03».
Врач открыл дверь в комнату.
- Угу, - кивнул с пониманием в ответ на остановившийся на нем взгляд благородных синих глаз Михаила Понайотовича и уехал, бросив:
- Трупы – не возим!
После «скорой» приехали три угрюмых мужика. Один заполнял бумаги, двое запихнули тело Михаила Понайотовича в мешок и увезли.
Новый сосед среагировал однозначно, по-советски: пока Кричухин еще лежал и стонал, он срочно, в один день, оформил брак с такой же, как сам, алкашкой. Молодой семье ДАЛИ освободившуюся комнату скончавшегося соседа. Супруги отнесли книги Кричухина в книжную лавку, хрустального медведя – в сувенирный ларек, а рукописи – сдали в макулатуру. Только мешком с красивой эмблемой фирмы Эберхарада Вильде стали пользоваться сами.
≈ ₪ ≈
20. - Смотри, какой негодяй: Брежнева передразнивает!
- А ведь государство его в университете обучает!
- Бесплатно!
Действительно, бесплатно обучали, стипендию платили, даже повышенную. Правда, за эту стипендию штудировали мы марксистско-ленинскую теорию. Нам, будущим журналистам, она была чрезвычайно нужна.
- Вот видишь: получает от советской власти повышенную стипендию, а сам советскую власть ненавидит.
- Брежнева дразнит…
Передразнивать Брежнева у меня действительно получалось. Но, признаюсь, копировать его речь довольно легко: здесь и набор фраз характерный, и интонация. С любой интонацией произнеси «с чувством глубокого удовлетворения» – и сразу ясно, откуда это. Куда сложнее имитировать речь человека, говорящего без столь узнаваемых звуковых и лексических особенностей.
В те времена не в искусстве имитации был особый шик. Эффектным выглядело то, что ты не боишься. Уже не сажали в тюрьму за анекдоты, как при Сталине, но все равно это было еще довольно опасно. Во всяком случае, вылететь из университета, да еще с факультета журналистики, можно было запросто. Вы – передний край идеологической работы! – твердили нам неустанно, а тут… Брежнева дразнит!
Это Вхождение мне далось несколько легче других: я Вошел в плоть и кровь, в мозг и память своей сестры Милочки, той, какой она была тогда, двадцать пять лет назад. Она права, у нас общие гены, и это Вхождение было довольно простым. Но я Вошел в ее облик не в ее роли, а всего лишь в роли слушателя, зрителя, наблюдателя. Нехорошо, конечно, подслушивать чужой разговор. Хоть он и впрямую касается тебя. В принципе, я догадывался и тогда, какие вопросы Милочка с Кесаревым обсуждают и какую судьбу мне готовят.
Есть ли смысл сегодня, через двадцать пять лет, использовать кристалл Вхождения лишь ради того, чтобы выслушать заново то, что знал уже двадцать пять лет назад? По сути – подслушивать? Вхождение надо использовать крайне аккуратно. Нельзя в белых перчатках, искрящихся кристальной чистотой, стирать дорожную грязь с ботинок. Не отстираешь потом.
И я не стал дослушивать их диалог обо мне.
≈ ₪ ≈
21. Выйдя из внутреннего естества Милочки, того, которым оно было двадцать пять лет назад, я невольно оказался у стен родного дома. Нет, не внутри его. Снаружи. Между мной и домом будто образовалась граница. Непреодолимая. Невдалеке начинался парк, за ним пляж и залив. Пляж потом заасфальтируют, залив засыплют, деревья повырубают. На месте Вольного острова будут стоять жилые дома, на месте купальни будет остановка троллейбуса, на месте спасательной станции – кольцо трамвая. Забрался я в эпоху довольно давнюю. Но я ходил по этим местам и вспоминал.
Поскольку в истории очередность происходящего зачастую перепутана, я не мог сказать точно: то ли история нашей семьи повторяла с небольшими вариациями историю нашей страны, то ли в истории нашей семьи была заложена программа, заложен информационный код со страшной для страны судьбой, когда за вину одних платили другие, платили их жертвы. В нашей стране все шло так же подло и нелепо, как в нашей семье. И как миллионы людей побросали свои дома, побросали места, где сделали они свой первый в жизни шаг, места, где жили они, взрослели и любили, места, где остались могилы отцов и дедов. Побросали, спасаясь от страшной, безысходной, бесплодной в огромном и плодовитой в мизерном большевистской бациллы. Те, кто их грабил и убивал, с одной лишь целью – завладеть их имуществом, почему-то так и остались нищими.
За последние двадцать пять лет, как бы ни было это тяжело, как бы ни было это больно, я приезжал иногда к порогу своего родного дома, не имея права в него войти. Право разрешить мне войти в дом моего отца или не разрешить присвоил Кесарев. Он не пошел на улицу прохожих грабить – там могли сдачи дать. Он нашел вариант, как ему казалось тогда, безнаказанный. Тогда казалось.
Но все, что произошло между мною и Милочкой с Кесаревым, произошло не двадцать пять лет назад. Все произошло много-много раньше. Там, за Точкой Невозврата.
≈ ₪ ≈
22. В технологии Перехода у меня еще бывали порой довольно сильные сбои, и в том варианте Милочкиной судьбы, в который я попал (вернувшись в эпоху поступательного течения времени), Кесарев остался с Милочкой. Не бросил ее вместе с Кирой и не смылся в Москву к новой семье.
В этом варианте судьбы у Милочки была не дочь, а сын. Далеко не благополучный Петечка. В поступке Кесарева была некая степень благородства, был в своем роде определенный акт мужества – жить рядом с Петечкой. Я даже прекратил называть его подонок-Кесарев, стал называть просто Саша.
Я пытался забыть все происходившее двадцать пять лет назад. Хотя оно помнилось, навязчиво, незаживающе, будто вчера произошло. Мне долго было жаль себя и никогда не жаль его. До сегодняшнего дня. Сегодня все казалось наоборот. Сегодня Кесарев был беспомощным, жалким. Двадцать пять лет назад беспомощным и жалким был я. Подонок-Кесарев пришел в мой дом, где жили когда-то мои родители. Пришел хозяином. Эта ситуация с Милочкой и Кесаревым была, по моему восприятию тогда, пострашнее и ситуации с Барановым, и ситуации с Волчковым, и ситуации с Вадиком-Диплодоком вместе взятых. И, возможно, не будь у меня из-за Кесарева с Милочкой той поганой, унизительной, омерзительной юности, я бы был другим. Совсем другим. И не было бы потом столько хорошего, яркого, светлого.
Я поверил тогда Милочкиным словам. Я был еще довольно маленьким и беспомощным. Стыдно даже помнить, что когда-то ты был таким. Я сам убрался из родительского дома, пока подонок-Кесарев, как обещала Милочка, меня ни убрал.
- Он тебя просто уберет, - улыбалась она, намекая прозрачно, что он полномочен меня «убрать». Они любят приподнять себя на ступенечку выше, чем есть на самом деле. И приписать себе несуществующие полномочия. Но тогда я многого не понимал, многому верил. Ведь живи мы чуть пораньше, в 30-е, скажем, годы, им не надо было никаких ступенечек. Даже чем ниже, тем действеннее. И на мужа Клавдии Антоновны Рудовской тоже написал далеко не высокий начальник. А так, подчиненный его же подчиненного.
Другим младшим братьям сестры заменяли родителей, когда родители умирали. Потом младший братик вырастал и помогал сестре во всем, был ей опорой и защитой. Возможно, так оно и было бы в нашей семье, и в нашей стране, если б…
≈ ₪ ≈
23. - Ну, и чем он лечит? – спросила Милочка, когда я рассказывал ей про результаты метода И.Х., будто разница шла между уколами, пилюлями и клизмой. Как объяснить ей, чем Он лечит? Как объяснить, что сначала Он должен воскресить Душу, и только если это удастся, можно приниматься за тело. Без этого – без толку. Он лечит не клизмой, не уколами. В материальном мире нет аналогов того, чем Он лечит. Не назвать, не сформулировать при всем желании, чем Он лечит. Не каплями, не микстурой. Это не объяснить в рамках трехмерного пространства и одномерного времени. Это просто не существует в рамках трехмерного пространства и одномерного времени. Это делит историю человечества на две истории: до Вхождения и после Вхождения. До Бессмертия и после Бессмертия.
≈ ₪ ≈
24. Я знал: одного моего слова, могучего, всеисцеляющего Слова от Его Имени, будет достаточно. Да, лежит передо мной скрюченное недугом существо. Когда-то мой злейший враг. Инсульт перекрыл ему проходимость нервного сигнала к правой руке и правой ноге. И рука, и нога целы, но скрючены, неподвижны. Неподвижны уже несколько лет. Мое Слово от Его Имени разожмет этот сигналопроводящий канал. «Встань!» – скажу я, и Кесарев встанет на обе ноги, радостный, пожмет мою правую руку своей обретшей силу, воскресшей правой рукой.
Слишком уж я застрял в своей старой обиде. Именно эта обида, и даже не столько она, сколько то, что я в ней застрял, повисло у меня камнем на ногах. И с этим камнем – во Вхождение? И с этим камнем – туда, к Точке Невозврата?
Нет! Сегодня же я поеду к сестре своей Милочке. Я буду говорить с Кесаревым, как с братом. Я поменяю у него Знак.
≈ ₪ ≈
25. - Мне лишь одно лекарство помогает, - крякнул Кесарев, улыбаясь с хитринкой.
- Универсальное? – догадался я.
- Конечно, - он всплеснул левой рукой, имитируя хлопок одной ладони, но, человек, весьма далекий от Высшего Тайного Знания, хлопком одной ладони он не владел, он хлопнул ладонью себе по горлу, хотя мы с И.Х. и без этого жеста догадались, какое универсальное лекарство он имеет в виду. Расчет его был безошибочным, вероятно, ситуация была уже наработана: двое хорошо одетых, солидных бизнесменов не пройдут мимо несчастного инвалида.
- Вы бы дали мне…- протянул он всю ту же ладонь, тут же захныкал и все той же ладонью левой руки утер слезы. Правая безжизненно висела. Кесарев сидел на диване. Я помнил этот диван с детства. Когда-то мне сильно попало, что я (бывает ведь такое у детей) сделал этот диван мокрым. Не жируют они с Милочкой. Даже телевизор смотрят еще тот, старенький, черно-белый, который у родителей был. Вспомнилось, как меня к этому несчастному телевизору не пускали, когда Кесарев поселился у нас в доме. Но сразу забылось. Я пришел не с этим. И пришел – не один.
Конечно, поклянчить на водку – святое дело для инвалида, но я хотел оборвать его просьбу, не дать разменять по дешевке то, что может быть дано ему сегодня. Сегодня мы перекроим его судьбу по-новому. Сегодня мы вернемся за ту точку, когда умерла его душа. Я даже не сам пришел к нему. Я упросил прийти И.Х., и Он не отказал. Он принес несчастному инвалиду Всеисцеляющее, Всепобеждающее Слово. Плакать нечего, ведь для И.Х. достаточно лишь рукой махнуть в сторону бедняги Кесарева, достаточно лишь ладонью коснуться…
Тем временем, в ответ на просьбу Кесарева, И.Х. полез за бумажником, сунул купюру в протянутую ладонь и встал со стула. Он не стал снимать с бедолаги паралич, не стал поднимать его на ноги полным сил. Мы из вежливости еще несколько минут постояли в прихожей и распрощались. Ведь то, ради чего мы пришли, не состоялось. Нас никто и не удерживал, а муж моей сестры Саша Кесарев все той же ладонью с зажатой купюрой утирал с лица слезы счастья.
≈ ₪ ≈
26. Жилье в той стране – давали. Давали тем, кто его не строил, не покупал. Давали даром. И брат шел на брата, дети на родителей, супруг на супруга в борьбе за дележ этого дармового жилья. Пышным цветом расцвели фиктивные браки, фиктивные разводы, фиктивные усыновления, фиктивные опекунства. Смысл в них – один: получить жилье даром. А бывало, если не удавалось получить, зять шел с ножом на тещу, свекровь на невестку, сестра на брата… Завязывался узел, который не распутать, вставала проблема, которую в условиях тогдашней жизни по совести не разрешить.
Это была страна тотальной «интенси ФИКЦИИ». Фикции выдуманных планов и передовых показателей, фикции глубокого удовлетворения и победных рапортов, фикции бесплатных благодеяний для нуждающихся. Будто тот, из чьего кармана эти благодеяния оплачивались, ни в чем не нуждался.
Фикции светлого будущего при убогом, беспросветном настоящем.
Еще где-то, хотя потаенно и несущественно, но жил в Нем тот человек, тот прежний, до Вхождения. Для которого его обиды и страдания были важны, существенны, и они определяли многое в поступках, в отношении к людям. Но был уже и другой Человек. Человек, Вошедший в Пространство Иных Измерений. Для Него все былые обиды и страдания были уже чем-то совершенно несущественным, несерьезным. Свои, конечно, обиды и страдания. Теперь Ему обидно было лишь за других, обидно много-много раз. Вот и сейчас беднягу Сашу Кесарева могли поставить на ноги, дать ему силы, но он обречен теперь до конца дней своих лежать парализованным, медленно угасая.
У Него еще был порыв хоть что-то сделать: упросить И.Х. остаться, простить, дать Кесареву Шанс. Еще один, последний, самый последний.
Но И.Х. не давал шанс дважды.
≈ ₪ ≈
27. Грэя – не инопланетянка. Она не с другой планеты. Она (только бы не показалось это высокопарным, хотя более приближенного к реальности понятия найти трудно), Она – из Высшего Мира. Из Вселенной Волновой. Из Пространства Иных Измерений. Грэя – всепланетянка. А проще – обыкновенная Дочь Неба. Освоила Вхождение на самом высоком уровне.
Постепенно Ему становились совершенно не интересны люди, с которыми не предстоит никогда пересечься во Вселенной Волновой. Если их шансы Войти Туда – утрачены. Значит, и отношения с ними дальних (на миллионы, миллиарды лет) перспектив не имеют. А к чему нужны эти встречи земные, мимолетные?
≈ ₪ ≈
28. Считалось, что Земля стоит на трех китах, что она – плоская. Древние китайцы утверждали, что Земля – квадратная, древние греки – круглая. В Библии сказано, что трое сыновей Ноя стали править тремя из существующих по мнению авторов Библии континентами: Африкой, Азией, Европой. С центром в Средиземном море. Клавдий Птолемей высказал предположение о существовании четвертого континента. Религиозная истина неизбежно соответствует уровню развития знания людей, создававших данную религию.
Но есть и объективное знание о Земле и шести ее континентах. Есть и объективное Знание о Высшем Разуме (Пространстве Иных Измерений, Бытии Бога, Волновой Вселенной, Параллельном Мире). Существующее независимо от созданных людьми религиозных постулатов Знание.
Не исключено, что Земля вовсе и не круглая в измерениях Вселенной Волновой, хотя в измерениях Вселенной Вещества ее форма установлена, задокументирована, отсюда и название: Земной шар. Человек ведь всегда стремился к завершенному знанию. Круглая форма – это завершенная форма, для человеческого сознания она приемлема и комфортна.
≈ ₪ ≈
29. Господь хотел дать ему в руки нечто великое. Но вовремя заметил, что руки-то у него – грязные. И не дал.
≈ ₪ ≈
30. Почему в Начале было – Слово? Потому что слово имеет волновую природу, а не природу вещества. Как вещество при определенных условиях может переходить в волны, так и волны в вещество. Словом можно Творить… новое вещество!
Еще Он сказал, что Вселенная Вещества – материнская структура, Вселенная Волновая – отцовская. Без отцовской материнская никогда ничего не породит, не создаст, не сотворит. Наш мир – мир людей – с его двуполым, мужским и женским началом, – лишь маленькая проекция огромного мира из двух разнополых структур.
Сон – это одна из форм Контакта со Вселенной Волновой. Поэтому сон – не просто отдых. Это гигантская восстановительная работа по приведению организма в норму силами Тонкого Мира. Человек с ног валится от усталости, ничего уже не соображает, только бы до подушки головой дотянуться. Поспал каких-то восемь часов – и полон сил, деятелен. Потому что во сне он подключался к сверхмощным энергетическим батареям Вселенной Волновой, к ее могущественному творящему, восстанавливающему началу.
Но можно это делать и в состоянии бодрствования. Можно сознательно Входить в Пространство Иных Измерений и с Его высот сознательно управлять судьбами Вселенной.
≈ ₪ ≈
31. К Нему, в коммуналку на Галерной улице, пришли рэкетиры. По своей доверчивости и открытости Он, не спрашивая, открыл дверь. Вошли накачанные ребята в кожаных куртках, обшарили темный коридор. Обнаружив, что из шести существующих комнат обитаема только одна, они расселись в Его комнате.
Им не нужны были ни кастрюли, оставшиеся на кухне от семей Якимовых и Капитоньевых, ни старенькая мебель. Не интересовались они и деньгами, прекрасно понимая, что деньгами у Него не поживиться. Они требовали другое. Они готовы были прикладывать к Нему раскаленный утюг, зажимать Его пальцы между дверью и косяком, чтобы заполучить это другое. Ничего равного этому другому по ценности не существовало.
Они требовали не денег, не банковских карт. Они требовали раскрыть им тайну Вхождения. К их удивлению, никакие устрашающие действия не понадобились.
- Я не делаю из этого тайны, - удивился Он и долго, терпеливо стал рассказывать им про бинарную природу Вселенной, про синхронизацию Перехода из состояния вещества в состояние волновое, про методы тренинга психики, про доминанту волновых структур.
Накачанные ребята начали зевать, двое раздраженно сжимали кулаки:
- Фильтруй базар, заусенец, - выцедил один «качок», его мощные мышцы нервно напрягались под тонкой футболкой, бицепсы с трицепсами рвались к действию.
- Ты нам скажи, - подхватил другой, - как омолодиться и как пройти сквозь стену. А бабули мы не пожалеем. Конкретно. Тачку купишь. Из своей халупы вылезешь.
- Так я вам и рассказываю…
- Ты нам горбатого лепишь, в натуре! Ты нам скажи конкретно! Как?!!
- Давайте я объясню вам какую-нибудь более доступную вещь, попроще – квантовую механику, нелинейную оптику. Вхождение – это довольно сложно.
Они уже готовы были разогреть утюг, зажимать Его пальцы между дверью и косяком, но их остановил вожак. Он отправил братков, а сам слушал Его долго и терпеливо. Он ходил к Нему год, второй год. На третий год появились первые результаты. Он все ближе и ближе подходил к Вхождению. А профессию рэкетира он оставил, хотя это и не легко сделать – из этой профессии уйти. Как из коммунистической партии: без последствий не оставят. И тем не менее…
Руководство его группой перешло к другому коллеге – надежному «качку», ярому приверженцу своей нелегкой профессии и совершенно невосприимчивому к усвоению сложных, требующих терпения, выдержки, веры до фанатизма, немалого уровня интеллекта и чего-то еще большего, трудно объяснимого и трудно фиксируемого: к усвоению приемов реализации запредельных возможностей человека.
Из этой группы людей методикой и приемами заинтересовался один. Из куда более многочисленных групп – тоже единицы.
Возможность Войти есть у каждого, но Войдут далеко не все.
≈ ₪ ≈
32. Петечка даже не вышел из своей комнаты поздороваться, когда приезжали эти двое. Но когда они прощались с его матерью, что-то подтолкнуло его выйти.
- А-а, Петечка! – сразу узнал его дядя Сережа, хотя как тут ошибиться, кто еще мог бы выйти из комнаты Петечки?
- Я провожу вас?
- Пошли.
Мы присели на аллее на скамейку. Петечка рассказывал о том, как они жили эти годы, пока меня не было. И.Х., как и я, терпеливо слушал. Он никогда не торопился. Меня все эти годы Милочка и Кесарев в разговорах упоминали редко, но с ненавистью.
- А почему? Не говорили?
- Нет. Да и я как-то не задумывался. Но я тоже ненавидел. Я даже насылал на тебя беды, несчастья, болезни. Я занимаюсь магией, - Петечка даже привстал. - Черной магией. Я – самый могущественный маг!
Я не отвечал. Я думал. И много ты, Петечка, мне бед наслал, а? Со своими бы разобрался.
- Но я сниму с тебя заклятье! – Петечка торжественно поднял руку. Эту же руку он потом запустил во внутренний карман пиджака и достал мою фотографию. Фотография была сделана лет тридцать назад, моя внешность на ней была почти такая же, как сейчас, но другой моей внешности – внешности 50-летнего мужчины – Петечка никогда не видел. Он протянул мне фотографию, я убрал ее в карман. На ощупь я почувствовал, что фотография в нескольких местах проколота. Так неуклюже, так беспомощно, так тупенько наложенное заклятье имеет обратное свойство: оно накладывается в итоге на того, кто сам пытался его наложить. Петечка догадывался, чувствовал, понимал, видел, что плохо ему. Это очень распространено у маленького человека – мнить себя великим магом. Не надо получать образование, расти по ступеням карьеры. Наслал заклятье, да хоть кому, – и ты уже значительный, могущественный, великий.
И.Х., оказавшийся невольным свидетелем нашего разговора, почему-то сдерживал улыбку. Я восхищался Его невозмутимостью, хотя поведение И.Х. очень часто бывало для меня необъяснимо. Петечке Он еще мог помочь. Несоизмеримо более существенным, чем денежной подачкой.
≈ ₪ ≈
33. Положение было и впрямь безвыходное.
Меня почему-то это радовало.
Мне доставляло удовольствие выть, выходя на балкон. Из-за облаков выглядывала луна, послушно откликаясь на мой звериный зов. В соседнем доме включался свет, сразу в нескольких окнах, кто-то выглядывал из форточек, орал, что я – козел. Но я был не козлом. Я был волком. Одиноким, затравленным, серым.
- У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!!!
Потом приезжали менты, мать, заспанная и злая, открывала им дверь, показывала им мое удостоверение инвалида третьей группы, показывала справку о состоянии на учете в психо-неврологическом диспансере.
- Ну вы потише, все-таки… - правильно реагировали менты и уезжали.
- Ложись спать, Петечка, - успокаивала меня мать, я ложился, успокаивался, но слышал, как она не спит в соседней комнате, всхлипывает. От ее всхлипов просыпался ее последний муж – Кесарев.
- Опять ревешь! – рявкал он.
Она что-то бормотала в ответ сквозь всхлипы, потом начинала его бить, вспоминая, как лет пятнадцать назад он завел на стороне бабу. Он не мог дать сдачи, потому что после инсульта у него не двигалась правая рука, а одной левой с женой не справиться. Потому она и била. Раньше, когда был здоров, не била.
Я лежал, глядя в потолок. По потолку перебегали тени, когда они замирали, смотреть на них становилось неинтересно, я ждал нового движения теней. Я не засыпал.
Что-то пока незначительное, едва отличимое, но уже властно заявлявшее, что будущее – за ним, что-то уже появилось. Что-то во мне появилось новое.
≈ ₪ ≈
34. Он классно умел делать зелье. Был в этом процессе элемент колдовства. Что-то от старинных алхимиков и сказочных волшебников. Из обычных таблеток, совершенно легально купленных в аптеке, Петечка изготавливал довольно сильное «ширево». И «ширялся». Мать постоянно проверяла его вены на руках. Глупенькая. Вены есть и на ногах, и даже под языком.
Практически он был уже безнадежным. Его, можно сказать, списали в утиль, сдали в архив, сбросили в отвал с неликвидами. Первые три попытки самоубийства мать восприняла с ужасом, панически куда-то бегала, кого-то вызывала. Шестую попытку восприняла уже равнодушно. Устала. Выдохлась. Черканул бритвой себя по горлу? Неглубоко? Артерию не задел? А хоть бы и задел? Даже неинтересно стало резать себя. Как так: - А хоть бы и задел?!
Он любил ночью шастать по улицам. Возвращаясь домой, он сообщал матери, будто кого-то убил в подъезде. По-первости она даже кинулась в подъезд – посмотреть: где же труп? Потом или привыкла к подобным заявлениям, или что-то поняла.
Что же она могла понять? Могла понять философию маленького человека, который к тридцати годам ничего не достиг, ничего не закончил, даже нигде не работал ни дня. Он был типичным ничтожеством, но мечтал этим ничтожеством не быть, мечтал совершить что-то неординарное, яркое, чтобы о нем заговорили. Вот и совершал периодически убийство в подъезде. На словах, конечно же. Куда ему. Даже себя убить толком не мог. Резал вены – не дорезал, втыкал себе нож в живот, но неглубоко, а полоснул бритвой по горлу – так, слегка, кожу только повредил, даже артерию не задел. Зато весь в шрамах: викинг-воин. Еще одна отрада – выйти на балкон ночью:
- У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!!!
≈ ₪ ≈
